Глава 3
Тихая деревня
Восемь всадников, одетых в гарнаши, торопливо скакали по краю заснеженной реки. Середину, изрядно исполосованную санными полозьями тут и там покрывали коричневые катыши конского навоза, и дерптскому епископу не хотелось, чтобы его жеребец вступила в одну из этих куч.
Поначалу он гнался за ушедшим вперед отрядом во весь опор, но хвост колонны никак не показывался, и вскоре стало ясно, что он успеет загнать лошадей намного раньше, чем достигнет цели. Пришлось перейти в неспешный намет, давая скакунам возможность отдышаться.
– Да что же это они, еще с вечера, что ли ушли? – удивился священник. – Демон, где ушедший вперед отряд?
– Четверть дня таким же ходом! – прозвучал в левом ухе громкий голос и епископ от неожиданности едва свалился с коня.
– Дьявол тебя побери!
– Кто-о?! – демон Тьмы оглушительно захохотал.
– А в милях ты сказать можешь?
Бесплотный дух на некоторое время растворился в небытие, а потом неуверенным юношеским голосом предположил:
– Десять миль?
Епископ снова чертыхнулся. Десять миль – это всего лишь чуть больше часа быстрой скачки. Но и без того измученные лошади такого испытания просто не выдержат.
Откуда-то издалека донеслись еле слышные хлопки – словно спящий в соседней келье монах размеренно портит воздух. Как все-таки хорошо, что ему больше не приходиться ютиться по монастырям! Мысли перескочили на предстоящую миссию, и священник отпустил поводья, позволив лошади пойти еще медленнее.
От Бора до Новгорода воинской колонне три дня пути. Отставшего отряда сегодня он, похоже, не настигнет. Если догонит завтра и развернет – получится, что между двумя отрядами армии разрыв получится в три дня обычного марша – и к Новгороду он в любом случае опоздает! Впрочем, отряд может подойти и позже – опоздает он сам, тайный посланник Папского Престола, которому и надлежит выполнить главную миссию! Он и так мчится в противоположную от крышки Гроба сторону, и ему самому уже пора наверстывать свое опоздание.
Послышался далекий хлопок, похожий на раскат грома. Священник поднял глаза к серому зимнему небу, удивленно пожал плечами:
– Что это было?
– Это русские стреляют по ливонской армии из твоих пищалей, смертный, – любезно сообщил дух.
– Что-о?! – священник натянул поводья так, что едва не поднял жеребца на дыбы. – И ты молчишь?
– Я не молчу, смертный, – в голосе демона померещилась усмешка. – Я тебе про все рассказал.
– А-а, Господь всемогущий, вседержитель и хранитель наш! – епископ развернул коня и дал ему шпоры, разгоняя вскачь, но спустя несколько минут перешел обратно на широкий размеренный шаг: как бы он не торопился, но если жеребец издохнет – передвигаться быстрее не получится.
– Ой, да осторожнее вы, засранцы! – вскрикнула Юля, когда сильные мужские руки опустили ее в сани.
– Тише, не дергайся! – предупредил ее Юшкин. – Лубки собьешь! Ты здесь не одна, каждую минуту к тебе бегать не смогу.
– Руки вам самим повыдергивать! – и она болезненно застонала.
– А с тобою что, боярыня?
– И ты здесь? – повернув голову, Юля с удивлением обнаружила, что ее уложили на одни сани с рыжеволосым боярином Варламом Батовым.
– Встать не получается, – виновато признался тот. – Лекарь ваш говорит: ушиб. Ежели несколько дней полежать, пройдет. А тебя, никак, ранили?
– Если бы! – сквозь слезы рассмеялась спортсменка. – Юрик, бугай чертов, решил своим телом от копий закрыть! Ногу сломал, паразит косорукий! Ий-е! – болезненно вскрикнула она, ощутив толчок от тронувшихся саней.
– Это тот, который ростом выше лошади?
– Симоненко? Он самый! Отожрался тут на экологической жратве! На хлеб и воду его посадить! На месяц! На год! И курицу копченую перед носом повесить!
– Наверное, люба ты ему, – невольно улыбнулся боярин. – Вот за тебя и спужался.
– Ага, Люба, Надежда, Зоя, Тамара… А ногу в гипс на месяц!
– Куда? – не понял воин.
– А, не важно, – отмахнулась девушка.
Оба замолчали – лишь головы синхронно покачивались в такт движущимся саням.
– Желание придумала, боярыня? – спустя некоторое время спросил сын Евдокима Батова.
– Хочу, чтобы нога срослась.
– Ну, это я не могу, – удивился боярин Варлам.
– Все вы такие, мужики, – капризно хмыкнула девушка. – Сперва наобещаете, а потом начинается – этого я не могу, этого тоже не могу. На вас не угодить!
– Не все, – неожиданно обиделся боярин. – Совсем не все.
Впереди ударил набат: жители селения Бор только сейчас узнали, что находятся в самом центре войны с Орденом.
Потери поместного ополчения оказались огромны: кованая рать лишилась почти полутора сотен бояр. Разумеется, как обычно, на каждого убитого приходилось по пятеро раненых. И хотя некоторые из них не переживут ближайших дней, а некоторые останутся увечными навсегда – большинство отлежится по домам, залечит порезы и ушибы, срастутся переломы, и уже следующим летом они опять появятся на смотре реестровых служилых людей, хвастаясь шрамами и гордясь пролитой за отчую землю кровью. Но сейчас – сейчас войско опричника уменьшилось едва не вдвое против прежнего, а ему еще предстояло продолжать поход.
Зализа начинал верить в предсказание нежити и мог с достаточной ясностью сказать, куда нужно двигаться дальше: на Гдов.
Опричник без всякой жалости выворотил содержимое саней и повозок захваченного обоза на лед, и уложил вместо добычи неспособных удержаться в седле бояр. Впрягать пришлось боевых коней – те обиженно хрипели и не желали слушаться поводьев, иногда начиная брыкать. Раненым доставалось изрядно лишних мук, и утешало только то, что Лугу отделяло от Бора не более двух верст хорошей дороги.
Поелику саней не хватало даже своим, из ливонцев с собой взяли только троих, тех, что выглядели покрепче, и для согрева доставили их прямым ходом в допросную избу.
– Иди, боярин Мурат, – тут же попросил Зализа сопровождавшего их татарина наружу. – Иди, сыновей посмотри.
– Хвала Аллаху, все целы, – небрежно вскинул ладони к небу боярин.
– Все равно иди, – кивнул опричник. – Ты магометянин, тебе этого видеть не надо.
– Чего?
– Тебе вера пленных пытать запрещает, – признался в предстоящем грехе Зализа. – Иди к сыновьям.
– Книги разные, вера одна.
– В моей книге написано: «око за око, зуб за зуб», а потому и молиться мы станем по-разному. Ступай.
Воевода Лютин и тать уже ждали.
– Подьячего нет, Семен Прокофьевич, – извиняющимся тоном сообщил воевода. – При церкви он помогает, записки во здравие писать.
– Это ничего, – кивнул опричник. – У меня вопросов немного, я так запомню. Ты только ливонцев разведи, потому как спрошать их потребно по отдельности.
Связанных кнехтов выволокли в соседнюю комнату, а молодого оруженосца, срезав с него кирасу, стали прилаживать на дыбу.
– Не смейте меня трогать! – взвизгнул он. – Я дворянин!
– О, – обрадовался воевода. – И толмач не нужен.
– Развяжите меня немедленно! Я дам вам слово, что не убегу, и извольте обращаться со мной, как с человеком благородного происхождения.
– Коли ты такой честный, – спросил Зализа, – пошто на земли русские с мечом пришел? Почему руку на Русь Святую поднял?
– Меня повел на язычников мой господин, благородный рыцарь барон фон Кетсенворд!
– А ведомо ли тебе, дворянин ливонский, что ступая на земли здешние, крестоносцы первые клятву на верность Великому Князю Всеволоду принесли?
– Это ложь!
– А ведомо ли тебе, дворянин, как Великий Князь Александр повелел с немецкими рыцарями поступать, клятву сию преступившим? Как человек государев, руку и волю царя Ивана Васильевича в здешних землях исполняющий, приказываю: кат, десять плетей клятвопреступнику!
Палач с готовностью взялся за кнут, и молодой дворянин, явно не привыкший к подобному обращению, взвыл от боли. Отсчитав десять ударов, Зализа продолжил: