– А-а-а-а!!!

Крик ударился в деревья, отразился назад, потом снова отскочил от каменных стен и вскоре затих в лесной чаще. Священник улыбнулся, поднялся на цыпочки и сладко потянулся.

– Вы меня звали, господин епископ? – влетел в спальню заспанный, перепуганный служка.

– Тебя? – удивился епископ, отступил от окна, обошел вокруг мальчишки, с интересом оглядывая его с ног до головы. – Тебя: нет.

– Вам подать завтрак сюда, – с облегчением спросил служка, – или в малый зал?

– В малый за-ал… – тихонько пропел хозяин замка, оглядывая комнату. Он подошел к креслу, сел в него, положив руки на подлокотники и вытянув ноги, потом прилег на кровать. Поморщился. Взялся за сутану, кое-как натянул ее на плечи. Немного покачался на одном месте и снова поморщился. – Ладно, потом.

Священник вышел из спальни, начал спускаться по лестнице, наткнулся на бредущего навстречу с ящиком под мышкой мужика, ткнул его пальцем в грудь:

– Ты кто?

– Я плотник, – схватился за голову в поисках шапки мастеровой и низко поклонился. – Плотник я, господин епископ.

– Плотник, – задумчиво повторил хозяин замка, словно пробуя слово на вкус. – Нет, плотник мне не нужен.

– Да как же не нужен?! – мгновенно побледнел мужик и упал на колени. – А кровлю починить? Пол там где, али кровать сломается?

– Кровать?! – священник наклонился и крепко сжал ему горло. – Почему у меня постель жесткая, как бамбуковая палка?

Мужик нечленораздельно хрипел, а лицо его быстро наливалось кровью. Господин немного ослабил хватку и смог различить жалобное:

– Начетник…

– Передай начетнику, что постель должна быть мягкой, – разжал руку хозяин замка и стал спускаться дальше.

В большом зале к моменту его появления все уже успели разойтись, и потому он без особых сложностей проследовал дальше, время от времени останавливаясь и внимательно оглядываясь по сторонам. Постепенно его жесты и движения становились все более уверенными и осмысленными. В малый зал, уже освещенный пламенем камина, он вошел вполне естественной, спокойной походкой, уселся на высокий стул у стоящего в центре пола стола, поднял со столешницы серебряный колокольчик и принялся его с любопытством разглядывать.

Отворилась дверь. Вошел служка, на этот раз вполне приглаженный, поставил на стол овальный поднос с высоким медным кувшином, небольшой плошкой и чеканным блюдцем, полным слегка поджаренных белых сухариков.

– Что это? – с некоторым недоумением спросил священник.

– Ваш завтрак, господин епископ.

– Что-о?! – хозяин замка сцапал со стола кувшин, запустил им служке в голову, промахнулся и пустил следом тарелку с сухарями. – Вы как своего господина кормите, смертные?!

– Так… – служка, зажмурившись, покорно принял удар медного блюдца в лоб. – Вы сами… Всегда…

– Что всегда?!

Служка наконец-то справился с шоком и задал куда более правильный вопрос:

– Чего желаете на завтрак, господин епископ?

– Красное керри с серебром, немного манго и кумкуата, ламиметовой воды, и глоток теплого маркаля.

Служка остался стоять с открытым ртом.

– Что еще? – раздраженно поинтересовался епископ.

– Красное… Что?

– Ш-ш-ша! – выдохнул, словно выругался, священник. – А ногу павиана?.. Печень крокодила? Бананы, лаймы, тупаны… У вас есть хоть что-нибудь из нормальной еды?

– Ба… Ба… Телятина есть… Парная… Вчера была парная…

– Тогда пусть мне запекут над огнем нормальный кусок мяса, – выдал свое пожелание хозяин замка. – И подадут… Ах да, тут стоит зима. Хорошо, когда будет готово мясо, пусть мне накроют нормальный стол. А не сухарики, как факиру, подсовывают.

– Да, господин епископ, – кинулся бежать служка и столкнулся в дверях с начетником, волокущим за собой мастерового.

– Вы подумайте, господин епископ, – начал возмущаться главный хозяйственник замка. – Этот негодяй сказал мне, что вы приказали постелить в вашей комнате перину!

– И немедленно, – кивнул священник.

Начетник так же на мгновение замер в недоумении, а потом сильным толчком выкинул плотника за дверь:

– Разумеется, господин епископ, – поклонился он. – Сегодня же будет готово.

Хозяин замка вернулся к созерцанию колокольчика. Поднял его в руке, тихонько встряхнул. Послышался мелодичный звон. В дверь протиснулся служка и доложил:

– Простите, на кухне еще не готовы.

– Мне не нравится этот балахон, – повел плечами священник.

– Прикажете принести вам замковый дублет и штаны?

– Дублет? – хозяин замка на мгновение поджал губы, а потом решительно кивнул: – Да.

Когда спустя час господин епископ садился за накрытый стол, на нем была темно-синяя суконная куртка на тонкой ватной подкладке, плотно облегающая фигуру. На рукавах, на боках и груди имелись длинные разрезы, сквозь которые проглядывал белый шелк. Посередине разрезы скреплялись застежками с умело гранеными сапфирами. На ногах красовались штаны чуть более темного оттенка, которые уходили в высокие, до колен, сапоги. Пожалуй, сейчас никто не смог бы узнать в это щегольски одетом дворянине аскетичного дерптского епископа, и даже оставшийся на груди мужчины крест не наводил на мысль о священническом сане.

– Все свободны, – широким жестом отпустил он служку и повара, собравшихся было прислуживать за столом, дождался, пока за ними закроется дверь, а потом, низко склонившись, с наслаждением втянул в себя мясной аромат. – Жаркое…

Он отрезал ножом тонкий ломтик, наколол его на острие, положил в рот, прижал языком к небу, погонял из стороны в сторону, потом тщательно прожевал, проглотил. Немного выждал, прислушиваясь к сохранившемуся во рту вкусу. Затем склонился к другим блюдам.

Похоже, служка изрядно напугал служителей кухни рассказом о неожиданных запросах господина, поскольку те ухитрились сделать десяток салатов из всех имеющихся в наличии продуктов: яблок, моркови, капусты, как по отдельности, так и в различных сочетаниях. Священник с одинаковым интересом опробовал все, после чего вернулся к мясу, доел его до конца, наполнил вином высокий медный кубок и очень долго, мелкими глотками тянул его в себя.

– Да, – кивнул он, промакивая рот салфеткой. – Пожалуй, здесь тоже хорошо.

Дерптский епископ встал, снова сладко потянулся. Отошел к камину, протянув к огню руки с длинными тонкими пальцами и не меньше получаса жмурился, подставляя теплу то одну щеку, то другую, вытягивая шею, поворачиваясь боком, наклоняясь ближе к огню или отступая. Затем взгляд его упал на дверь рядом с очагом. Священник радостно встрепенулся и шагнул туда.

Помощник палача уже бродил по подвалу, иногда бросая на обнаженную девушку жадные взгляды, но приближаться к ней не рисковал: ослушайся господина епископа хоть в мелочи – и моментально окажешься на соседнем кресле. Пока господин еще не подошел, он успел заменить угли на обоих жаровнях, запалить и расставить по держателям шесть факелов и приготовить еще три десятка на потом, на замену; уложить в низкое синее пламя над углями пару железных прутов и приготовить клещи с вытянутыми губками: для вырывания языков. Наблюдающая за его приготовлениями девушка вся уже извелась: она постоянно плакала, крутила головой, пыталась вырваться из пут, старательно сипела через трубку кляпа, пытаясь что-нибудь сказать. Но тщетно. Инструменты для удержания и истязания человеческой плоти были отработаны веками на тысячах и тысячах жертв, и ни одной слабой женщине еще не удавалось остановить налаженные правила своего мучения.

Наконец, на лестнице послышались шаги. Хозяин замка вошел в пыточную камеру и, не обращая внимания на почтительно склонившегося слугу, с интересом пошел вдоль стен, касаясь кончиками пальцев вмурованных в них черепов. Иногда он останавливался и с интересом вглядывался в темные глазницы той или иной мертвой головы.

– Прикажете раскалить щипцы, господин епископ? – негромко напомнил о своем существовании палач.

– Да, конечно, – небрежно кивнул священник, продолжая свой обход.