– А теперь, тать, пойманный на месте, внимай со тщанием и над словами моими подумай. Хочу я знать, ведомо ли тебе, как и каким путем пришел сюда разбойный отряд, сколько в нем было воинов, где они поставили свой лагерь, не уходили ли еще какие рати в иные места Ижорского погоста. Размысли, прежде чем ответить, ибо ложь я изобличу и отвечать за нее заставлю по всей строгости.

– Ты можешь жечь меня на огне, язычник, но братьев своих я не выдам! – гордо ответил оруженосец.

Зализа, поняв, что допрос получится долгий, прикрыл глаза. У него ныло плечо, рука, он устал не меньше всех остальных бояр, и вместе с ними завтра ему предстояло мчаться на Гдов, снимать с него осаду. А тут вместо простого разумного латника на дыбу попал излишне отважный юноша.

– Я все спрошу, Семен Прокофьевич, – неожиданно предложил воевода. – Чай, не первый год ратным делом занимаюсь. Испрошу все в подробности. Иди, Семен Прокофьевич, отдохни.

Деревня Бор с высокой каменной церковью, высокой земляной китой, со своим воеводой, государевым кабаком, охраняемом стрельцами от женщин и малых детей без особого труда смогла дать приют четырем сотням бояр и тысяче их лошадей. Разве на постели уложили только раненых – уцелевшим в битве воинам пришлось устраиваться на ночлег на полу. Впрочем, после трудного дня возможность снять тяжелый доспех, поесть свежих пирогов и расстегаев, запить их горячей куриной ухой, заснуть в теплой избе сама по себе была в радость.

Но шестнадцать витязей получили приют совсем в другом месте: в обширном зале церкви, пропахшем воском и дымом, пред грозными очами смотрящих с иконостаса святых над ними читал поминальные молитвы престарелый отец Филарет.

В сумерках к разбросанным по реке щитам гуляй-города подъехало восемь всадников. Первый из них, в длинном черном плаще, из-под которого выглядывал такой же черный меховой дублет и поблескивал на груди большой золотой крест, спешился и дальше двинулся в одиночку, осматривая тихое поле боя. От берега до берега лед вперемешку покрывали сваленные кучами красные свиные туши и белые тушки гусей; лежали охапки длинных черенков и тюки тканей; остывали тела множества окровавленных лошадей, разбросанных вместе с упрятанными в кирасы человеческими телами.

Людей было больше всего – со смятыми шлемами и пробитыми нагрудниками, с разбитыми лицами и располосованными горлами, с вывернутыми в самых неожиданных направлениях руками и ногами, а то и просто невредимые внешне кнехты затихли, таращась в небо раскрытыми глазами. Вдалеке потрусили в сторонку низкие, вислобрюхие существа с поджатыми хвостами – волки. Они прекрасно знали, что означали звуки бряцающего по металлу металла и хлопки выстрелов: это означало, что в скором времени в таком месте появится много свежей еды. Вот ворон почему-то не летало. Видать, уже нажрались и скрылись на ночь переваривать сытный ужин.

Дерптский епископ дошел до места последней схватки, остановившись перед грудой рыцарских коней и их всадников с оторванными руками и головами, изломанными телами, огромными дырами в груди лошадей, покачал головой:

– Что же здесь случилось?

– Они скакали сюда, а их убили, – с готовностью пояснил демон. – Сразу всех.

– Кто?

– Русские. Двое. Ты хочешь знать имена?

– Но почему они скакали со стороны Новгорода назад? Ведь сыну Кетлера следовало двигаться совсем в другом направлении? – продолжал недоумевать священник.

– Спроси их самих.

– Кого?

– Кого хочешь-ш… – зашелестел полой плаща демон Тьмы.

Человек медленно повел взглядом по льду и указал одетой в темную рукавицу рукой на лежащего вниз лицом оруженосца, у которого и руки, и ноги, и голова оставались на месте:

– Спроси его!

По реке подул ветер, сдувая снег с немногочисленных мест, оставшихся незалитыми кровью, смел его к молодому ливонцу и закружил над ним, образовав вокруг погибшего белесую стену. Внутри задрожал воздух, как это случается летом над раскаленными солнцем камнями, послышался долгий непрерывный хрип. Из-за темных заснеженных елей голодным воем откликнулась волчья стая. Священник на мгновение отвлекся на них, а когда снова повернул голову к оруженосцу, тот уже стоял, неуверенно ощупывая воздух руками.

– Где я? – странным, булькающим голосом спросил он. – Что со мной?

– Назови свое имя, паж, – потребовал священник.

Юноша резко обернулся на голос, и епископ, содрогнувшись, увидел, что у него нет лица.

– Где я? – испуганно выкрикнул он. – Почему я ничего не вижу?!

– Ты ранен, – облизнув пересохшие губы, солгал священнослужитель. – Тебя привезли в мой дом. Расскажи, как ты… Как тебя ранило?

– Я ослеп, да? – поднес к образовавшемуся на месте лица месиву ладони оруженосец. – Я ничего не вижу!

– Я не смогу помочь тебе, сын мой, если ты не расскажешь, как все произошло, – мягким, отеческим тоном произнес епископ. – Ну же, расскажи…

– Я… Я шел во втором ряду… Язычники сбили первого рыцаря с коня… Я хотел ударить русского над ним копьем, но промахнулся… Потом… Потом… Ничего… Больше ничего не было…

– Подробнее, – вспомнив речь, которой он на протяжении полутора десятков лет обращался с прихожанами, переспросил священник. – Расскажи мне подробнее, сын мой. Начни с того, как вы шли колонной по реке.

– Да, – немного успокоившись, кивнул оруженосец. – Мы шли по реке походным маршем, но тут горнист протрубил сигнал перестроится в боевой порядок. Сверху начали падать стрелы. Одна попала моей кобыле в плечо, а еще одна мне в ногу. Но не глубоко. Она ударила в кость, и я ее сразу выдернул. А потом вдруг послышалось, – паж поднял голову и тонким девичьим голоском пропел: – «Солнышко!». И мимо нас сразу понеслись язычники. Их было много, и они постоянно стреляли. В меня опять попало. По руке. Разрезало рукав и ранило руку. И в кирасу попало, но не пробило. Только кольнуло в грудь.

– Дальше, сын мой, рассказывай…

– Язычники помчались дальше, стрелять перестали. Мы остановились и начали перестраиваться. Сзади русские принялись стрелять из мушкетонов, и господин кавалер Иван послал туда кнехтов. Мы выстроились в боевой ордер, но ждали, пока русские устанут. Они прорубились через ливонских пикинеров, вышли на чистый лед и остановились перед нами. Господин рыцарь приказал начинать атаку, и пошли вперед. Язычники испугались и побежали в разные стороны. Рыцари боковой линии повернули на них, я пошел следом… Но они сбили первого рыцаря с коня. Я хотел его прикрыть и поразить русского копьем…

Оруженосец замолчал.

– Ты выполнил свой долг с честью, сын мой, – осенил павшего воина крестом дерптский епископ. – Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Господи, прими душу грешного раба твоего…

– Вы… Вы меня отпеваете?.. – не поверил своим ушам паж, и опять слепо зашалил в воздухе руками. Он сделал шаг вперед, прикоснулся к кружащейся вокруг снежной стене и внезапно вместе с ней обрушился вниз. Сверху, переливаясь в лунном свете мелкими искорками, осели мелкие ледяные крошки.

– Ты хотел этого, смертный? – тихонько подул в ухо дух Тьмы.

Епископ не ответил, бродя из стороны в сторону, перешагивая тела и иногда пытаясь вглядываться в лица. Он еще пытался придумать другую возможность добраться до Новгорода: нагнать уходящий вниз по Луге отряд Тапской комтурии, или забрать от Гдова две сотни наемников вместе с таким же числом кнехтов. Но, продолжая питать надежды на успешное окончание своего дела, каким-то краешком сознания он начинал понимать, что в русскую северную столицу ему уже не попасть.

– Нет, – вслух произнес священник, – фон Гольц и Регенбох просто не поверят, что их маленькому отрядику кто-то откроет ворота Новгорода. Нужно забирать наемников от Гдова.

– Не нужно… – по-змеиному зашипел демон.

– Почему?

– В ближнем поселке твои воина уже рассказали, куда и когда разошлись остальные отряды твоего воинства… Завтра утром по вашим следам на запад пойдет много конницы…

– Вот как, демон?! – закрутил головой, выискивая невидимого собеседника священник. – Теперь ты узнаешь все сам, без моих приказов?