– А с хозяевами что? Мор случился?

– Нет. Никитка дурачком оказался, прошлой зимой его шатун задавил. Стариков дочь к себе, в другую деревню забрала, а земля, видишь, осталась. За хозяйство барин тебе пять лет закупа кладет. До того – два года без оброка и барщины. До реки полторы версты. Себе рыбу можешь ловить невозбранно, но коли на продажу возьмешь – каждую седьмую монету боярину отдавай. Что еще? Ягода-грибы опосля… Колодец тут внизу сам найдешь… Ну что, Прослав? Живи.

Лука обогнул его, пригладив развевающуюся на морозном ветру бороду и по проложенной колее направился назад.

Серв поднялся на крыльцо, прокашлялся, потянул на себя дверь и вошел в дом. Он оказался в сенях – на небольшом балкончике, нависающим над двором. Здесь все было странно, непривычно. В Ливонии внутренний двор обычно огораживают пятью-шестью сараями: хлевом, конюшней, свинарником, амбаром и получается надежно отделенное от прочего мира пространство. Здесь же, наоборот: стоял огромный сарай, под крышей которого разместился и жилой дом, и множество загородок для скота, утвари; между домом и крышей находился обширный сеновал, а снизу, под домом, имелось еще какое-то помещение.

Прослав вошел в жилую часть, прошелся по промерзшим комнатам: перво-наперво надо окна заделать. У печи валялась покрытая толстым слоем пыли вязанка дров, на кухне стояла кое-какая посуда. Вычищать все придется, ох вычищать! Он спустился во двор, отворил ворота, завел кобылу с санями внутрь, выпряг, отвел Храпку в пока незнакомое ей стойло. Положил в ясли сено с саней.

– А воду растапливать придется, ты уж потерпи.

Поднял с саней тулуп, посмотрел на уложенные там тюки ткани. Выгрузил в дом мешок с гвоздями, подобранное в разных местах мелкое барахло, топоры, вилы, забрал окорока. Потом достал завернутое в кушак кресало, выстругал на мох искру, осторожно раздул, зажег тонкую березовую бересту, положил в очаг печи, сверху кинул несколько деревянных щепок, а когда они разгорелись – кинул уже нормальные дрова.

Огонь быстро подрос, заплясал, излучая блаженное тепло. Прослав оглянулся. Только теперь он начал осознавать, что случилось. Это – его новый дом. Сам он – смерд русского боярина. Получается, что он – русский. Русский!!! А значит, отныне уже никто и никогда не посмеет назвать его рабом; отработав пять лет закупа он сможет свободно уходить куда захочет, жить где хочет, заниматься чем хочет – и никто не станет его ловить, никто не скажет ни слова против. Значит, он сможет сам покупать землю, заводить торговое дело или идти на царскую службу. Значит, никто не сможет продать его, его жену или детей, не сможет подарить их или с кем-либо поменяться. Он русский! Эх, жену бы сюда, да дочек перетащить…

А чего, и перетащит! Он ведь теперь совсем не бедняк: в санях столько тканей, что город одеть можно – да тканей не дешевых. У него пять золотых и три серебра в левом валенке, по мелочам тоже кое-что есть. Выкупит!

Эх, хорошее все-таки дело – воинское ремесло. И непостижимо доходное. Нужно узнать, ходит ли в бранные походы его новый господин, и если ходит – обязательно напроситься к нему в кнехты.

Глава 5

Озеро мертвых

Выехав из Замошья, дерптский епископ уверенно повел свой отряд вниз по Черной до Оредежа, при впадении его в Лугу повернул налево, промчался еще около полумили, и вдруг увидел, что навстречу ему катится лавина русской коннцы. Священник даже не испугался. Он просто принял к сведению, что сейчас их всех истребят – просто стопчут походя, и двинутся дальше. На губах сама собой появилась презрительная усмешка: ну и как демон Тьмы собирается теперь спасать столь желанное для него грешное тело?

От русского войска отделился всадник, подъехал ближе.

– Кто таковы, откуда и куда путь держите? – поинтересовался он.

– Дошла до меня весть, сын мой, – с ходу придумал священник наиболее правдоподобное объяснение, – что здесь, совсем неподалеку пролилась кровь христианская, полегло множество людей, да простит Господь их бессмертные души. По поручению дерптского епископа я следую из Нарвы, чтобы вознести над телами убиенных поминальные молитвы и успокоить их мячущиеся сущности.

Епископ перекрестился.

Русич довольно долго размышлял, глядя то на организатора ливонского военного похода, то на его спутников, а потом вдруг, дав шпоры коню, умчался вверх по реке.

– Вот дурачье, – не выдержав, вслух рассмеялся священник. – Дикари! Любой мошенник, как цыпленка проведет.

Он вспомнил про алхимика, дожидающегося его возвращения в недрах «нюренбергской девы». Такой хитрец смог бы обобрать всю эту страну до последней нитки. Прямо хоть выпускай, и отправляй через границу.

Правитель западного берега Чудского озера подпихнул пятками коня, заставляя перейти его в неспешный намет. Путь предстоял долгий и силы лошадей стоило поберечь. У крутой излучины, там где текущая почти на запад Луга вдруг резко поворачивает на восток, отряд одетых в гарнаши людей свернул на неприметную протоку, по ней вышел на Череменецкое озеро, с него на озеро Врево, а дальше, по хорошо заметной, нахоженной нынешней зимой многими ратями дорогой – на речку Пагубу и по ней в сторону Плюссы. Здесь, на речном стыке, их застали сумерки. Отряд остановился, телохранители развели огонь. Мороженая свинина, брошенная в вытопленную из снега воду, сразу дала густой мясной аромат, наверняка сведший с ума всех окрестных хищников, но приблизиться к костру никто из них не рискнул.

– Вы желаете только вареного мяса, господин епископ, – с поклоном спросил Флор, – или мне можно приготовить кашу?

– Если бы ты спросил об этом раньше, – укоризненно покачал головой священник, – я бы предпочел мясо, запеченное над огнем. А теперь мне все равно.

– Простите, господин епископ, – заметно побледнел начальник охраны.

Однако ушедший в свои мысли господин жестом велел ему отойти.

Тем не менее, отложенную в серебряную миску кашу, в которую Флор старательно выбрал побольше мясных кусочков, господин съел с большой охоткой, а затем не менее охотно запил все обычной водой и решительно завернулся с головой в плащ.

– Ты, ты, ты, – по очереди указал на троих воинов начальник охраны, распределяя вахты. – И разведите огонь у господина епископа за спиной.

Флор оглянулся на темный шерстяной кокон, ожидая какой-либо реакции, но ничего не увидел, и с облегчением кивнул.

Зима – не самое лучшее время, чтобы демонстрировать аскетизм. Завернувшись в плащ, пусть даже подбитый мехом, можно проснуться калекой, а то и вовсе не проснуться. Зато два костра, разведенные по обе стороны от спящего человека, прогревают тело со всех боков и позволяют спать хоть вовсе без одежды.

Утром все позавтракали теплой кашей, и сразу поднялись в седло. Быстрый марш по реке позволил конному отряду всего за пять часов домчаться до двух больших рубленых изб, стоящих неподалеку от берега. Господин епископ улыбнулся: он вспомнил про то, что жители этой деревеньки при подходе ливонской армии успели уйти в лес, а стало быть, людей, командовавших войском, видеть не могли.

– Флор, – поманил он к себе начальника охраны, и протянул ему покрытый мелкой арабской вязью золотой алтун, донесенный арабскими купцами на берега северного моря из далекого Стамбула, – скажи здешним сервам, что нам нужен ночлег, еда, сено коням сегодня и пара мешков овса или ячменя с собой.

Воин принял монету, поднес ее к глазам, задумчиво облизнул губы.

– Ты боишься, что я дал тебе фальшивую монету? – вкрадчиво поинтересовался священник.

– За ночлег и два мешка зерна этого слишком много, господин епископ.

– Лучше я переплачу втрое, чем снова останусь ночевать в сугробе, – отмахнулся священник. – Это последняя возможность отдохнуть перед длинным переходом.

– Как скажете, – пожал плечам Флор, и помчался к дому.

Разумеется, их впустили. При всей настороженности и готовности схватиться за постоянно торчащие из-за пояса топоры, при всем недоверии, доходящем до того, что приютивший их мужик отправил всю свою семью – жену, детей и старую бабку – в соседний дом, а сам остался только с братом и старшим сыном; при всем том отчеканенный Сулейманом Великолепным золотой побудил русичей пустить странных гостей в дом, заколоть в их честь молодого бычка, разместить их в чисто прибранных комнатах, всю ночь поддерживать огонь в печи, одновременно приоткрыв ставни – чтобы не было так душно из-за скученности. Поутру гостей до отвала накормили расстегаями, дали с собой пирогов и позволили засыпать в мешки и торбы столько овса, сколько они только могли взять.